Но это лишь одна сторона медали. Другая – это невероятная инерция обывателя, ничем абсолютно не желающего себя утруждать, даже во имя укрепления своего же собственного здоровья. Он предпочитает, не «трепыхаясь», отжить свои гарантированные статистикой 60 лет, обжираясь при любой возможности, пальцем не шевеля для своего психофизического восстановления, а затем помереть либо скоропостижно, либо растянув это «удовольствие» для родичей на многие свои параличные годы. У этой мошной, увы, прослойки населения подход к здоровью такой: врачам платят (или: я им плачу), вот пусть они свое дело и делают!.. Для данной категории пациентов те врачи, которые относятся к ним, как к неодушевленным тушкам (дать таблетку, посмотреть язык, вскрыть скальпелем внутренности, назначить физиотерапию и т п.), суть совершенно соответствующие, адекватные им специалисты. Это два равноценных электрода, которые один без другого существовать не могут, каждая из оных категорий черпает незыблемую уверенность в собственной правоте у своего визави, и сплоченная сила их неприятия всего, выходящего из их ряда, способна сломать и стоптать в грязь любого из слабодушных, мыслящего иначе.
Разумеется, я ни в коем случае не против таблеток (в аварийных ситуациях), не против осмотра языка (но при ясном понимании врачом, какие именно органы сигналят о своем состоянии на какие именно участки языка), не против операции (если действительно некуда без нее деваться), не против физиотерапии (с очень осторожным ее дозированием) и т д., я лишь с негодованием отвергаю воинственную ограниченность воздействия одними лишь физическими средствами только лишь на физическое тело пациента. Это с одной стороны. И с другой: с сожалением воспринимаю наличие толстого инертного слоя болящих, которые не желают всерьез, с увлечением заниматься сохранением и приумножением одной из основных ценностей, дарованных жизнью – своим здоровьем.
Любопытный нюанс – придя к традиционному врачу, традиционный больной сразу учует «своего человека»: если это мужчина, от него, как правило, разит табачной вонью, под глазами темные мешки, чрево, как на шестом месяце; коль это дама, она нервична, торопливо-невнимательна и потому груба, а уж как следит за собой – Бой ей судья… Врачи этой категории по-своему весьма последовательны: они живут так же, как исповедуют, если недуг прижмет их, они и себя начнут накачивать таблетками, они и свой засорившийся желчный пузырь бросят под нож такого же, как и они, коллеги, они на курорте будут объедаться, лежать на боку, сутками рубиться в безумно задымленной комнате в преферанс.
Сказанное отнюдь не означает, что среди них нет мастеров своего ремесла. Нет, это могут быть великолепные умельцы-хирурги, стоматологи, офтальмологи и другие специалисты, главным образом, имеющие дело с дефектами, нуждающимися в устранении или механической починке. Но сколь часто чудовищный образ их жизни ничем не отличается от того, который приводит к ним их пациентов.
Вот почему и для чего я выше воспроизвел здесь озлобленную брань по поводу статьи, посвященной здоровью человека многомерного: тот, что двинется исцелять человека интегрального (то есть целостного – исцелять и целостный – слова одного корня), кто захочет возвращать ему полноту его субстанции, тот будет остракирован не только косной научной верхушкой, не только массой тех врачей, которые не просто не знают ничего иного, помимо того, чему их учили лауреаты и профессора хорошей старой выучки, но и – главное – непониманием и враждебным неприятием любых новаций со стороны очень и очень многих больных.
Чтобы с предельной наглядностью показать бесперспективность этого упрощенного подхода к здоровью (своему или пациентов), нарисую простенькую картинку:
Что это за беспорядочно разбросанные кружочки? Не более, не менее, как срез цветущего дерева в двухмерном пространстве. Да, вся эта грандиозная колышущаяся под ветром буйная роскошь, чудо природы, которое существует в трехмерном, объемном пространстве (и более того – также в четвертом измерении, во времени, то есть в процессе развития), выглядит в плоскостном измерении вот так-то убого, жалко и, главное, не так, как в натуре.
Такова модель восприятия человека большим, на беду, числом медиков. Чего нет за пределами плоскости, того нет, значит, и в натуре. А перестраивать мышление – ой, как трудно! Не потому ли врачи с философским миропониманием типа академика Н. Амосова столь редки, не потому ли вторжение идей из трехмерного пространства столь враждебно воспринимается в двухмерном мире? Вспомним, например, какой залп ненависти со стороны геррен докторен вызвали публикации моторостроителя (!) акад. А. Микулина с его нетривиальным подходом к устройству человека!
Повторяю и повторяю: дело не в личностях, они могут быть и отличными, превосходными по своей сущности людьми, дело в системе подготовки врачей. Что радует, так это то, что все большее число специалистов-медиков, преимущественно из среднего и младшего поколения, активно стремится сбросить со своих глаз жесткие шоры двумерной убогости, все интенсивнее – из подлинно профессиональной гордости – овладевает новыми для них сферами знаний. Лишь один пример: в третьем выпуске Университета биоэнергетических проблем (научным руководителем которого я был) из 120 человек более 50% являлись профессиональными медиками.
Радует то, что во всем цивилизованном мире все шире набирает силы всесторонне-комплексный подход к здоровью заболевшего человека: с учетом его индивидуальности и его психической, а не только телесной субстанции. Отовсюду приходят известия об интеграции усилий официальной медицины и нетрадиционных (а вернее, прежних) методов лечения, о широком спектре воздействий как аллопатии, так и фитотерапии, как массажа, так и художественной терапии и т д.
Лед тронулся, господа присяжные заседатели, лед тронулся!.. Но весна у нас еще только началась, возможны суровые заморозки как на почве, так и в атмосфере.
Что же следует предпринимать в ожидании солнышка, как поторопить пришествие лета?
НАМЕСТНИК БОГА НА ЗЕМЛЕ
Тот собственный опыт пребывания в состоянии «острого живота», о котором я поведал несколько раньше, весьма обогатил меня. Все пропущенное через себя, через свои чувства, свои эмоции, свои страдания и достижения, обладает такой силой достоверности, с которой не сравнится никакое книжное или любое другое «головное» знание. Человек, поставленный на край или даже за черту смерти, видит острее, мыслит глубже и объемней, чем он же, но в обыденной ситуации.
Моему сознанию (душе?) после водружения тела на операционный стол довелось тогда вылететь в уходящий далеко вдаль синий, быстро темнеющий коридор, о котором значительно позже я прочитал у Моуди в его книге «Жизнь после смерти». В те студенческие годы я активно изучал соотношение мышления и языка и, в отличие от пациентов, описанных американским автором, во время своего быстрого «полета» (куда?) четко профессионально отмечал обвальное уменьшение числа слов и понятий, которыми мог располагать, пока не осталось последнее слово – свое имя – и все, фиолетовый сумрак, сгустившийся до темноты!.. Да, но каким бессловесным аппаратом я фиксировал и это исчезновение слов, и темп движения, и смену цветовой окраски в тоннеле, по которому неслось нечто мое?.. И еще: когда уже полсуток спустя я услыхал над собой женское: «Фу, как от него эфиром несет!» – то, вынырнув из глубокой тьмы бессознания, я спокойно сообщил: «Значит, я – эфирное создание». И дальше: услыхав в ответ звонкий радостный смех, я захотел поговорить с его владелицей (студенткой-медиком 5 курса Ниной Поповой) и внутренне сразу же отметил: превосходно вижу структуру построения фраз, которые мне хочется произнести, но в мозгу полностью отсутствуют (они забыты!) слова, которыми следует заполнить отчетливо видимый мною синтаксический каркас!.. И снова вопрос: каким же образом, – без слов-то! – я сразу сформулировал эту ситуацию?..
Конечно, вышеизложенные рассуждения о языке не имеют отношения к сюжету данной главы, но они напрямую соотносятся с важнейшей для меня мыслью о ценности и даже уникальности собственного опыта на основе своих заболеваний для целителя (спрашивается, в каких бы еще условиях, кроме вышеизложенных, экстремальных мог бы я напрямую столкнуться с этими неведомыми для меня законами мышления и языка, о которых ни до, ни после этого не читал?).